– Можно прийти к вам посмотреть? – попросила Веда Конг.
– Пожалуйста, только не в часы работы – лучше вечером. Я работаю очень медленно и не выношу ничьего присутствия в это время.
– Вы пишете красками?
– Наша работа мало изменилась за тысячи лет существования живописи. Оптические законы и глаз человека – те же. Обострилось восприятие некоторых оттенков, придуманы новые хромкатоптрические краски с внутренними рефлексами в слое, некоторые приемы гармонизации цветов. А в общем художник незапамятной древности работал как я. И кое в чем лучше… Вера, терпение – мы стали слишком стремительны и неуверенны в своей правоте. А для искусства подчас лучше строгая наивность… Опять я уклоняюсь в сторону! Мне… нам пора… Пойдемте, Чара.
Все остановились поглядеть вслед художнику и его модели.
– Теперь я знаю, кто он такой, – молвила Веда. – Я видела «Дочь Гондваны».
– И я тоже, – отозвались в одно слово Эвда Наль и Мвен Мас.
– Гондвана – от страны гондов в Индии? – спросил Дар Ветер.
– Нет. От собирательного названия южных материков. В общем, страна древней черной расы.
– И какова «Дочь черных»?
– Картина проста – перед степным плоскогорьем, в огне ослепительного солнца, на опушке грозного тропического леса идет чернокожая девушка. Половина ее лица и ощутимого, твердого, будто литого из металла тела в пылающем свете, половина в глубокой полутени. Белые звериные зубы нанизаны вокруг высокой шеи, короткие волосы связаны на темени и прикрыты венком огненно-красных цветов. Правой, поднятой выше головы рукой она отстраняет с пути последнюю ветку дерева, левой – отталкивает от колена усаженный колючками стебель. В остановленном движении тела, свободном вздохе, сильном взмахе руки – беспечность юной жизни, сливающейся с природой в одно, вечно изменчивое, как поток. Это единение читается как знание – интуитивное ведовство мира… В темных глазах, устремленных вдаль, поверх моря голубоватой травы, к едва заметным контурам гор, так ощутимо видится тревога, ожидание великих испытаний в новом, только что раскрывшемся мире!
Эвда Наль умолкла.
– Но как смог это передать Карт Сан? – спросила Веда Конг. – Может быть, через сдвинутые узкие брови, чуть наклоненную вперед шею, открытый беззащитный затылок. Удивительные глаза, наполненные темной мудростью древней природы… И самое странное – это одновременное ощущение беспечной танцующей силы и тревожного знания.
– Жаль, я не видел! – вздохнул Дар Ветер. – Придется ехать во Дворец истории. Я вижу краски картины, но как-то не могу представить позу девушки.
– Позу? – остановилась Эвда Наль. – Вот вам «Дочь Гондваны»… – Она сбросила с плеч полотенце, высоко подняла согнутую правую руку, немного откинулась назад, встав вполоборота к Дар Ветру. Длинная нога слегка приподнялась, сделав маленький шаг, и, не закончив его, застыла, коснувшись пальцами земли. И тотчас ее гибкое тело словно расцвело.
Все остановились, не скрывая восхищения.
– Эвда, я не представлял себе!.. – воскликнул Дар Ветер. – Вы опасны, точно полуобнаженный клинок кинжала.
– Ветер, опять неудачные комплименты! – рассмеялась Веда. – Почему «полу», а не «совсем»?
– Он совершенно прав, – улыбнулась Эвда Наль, снова становясь прежней. – Именно не совсем. Наша новая знакомая, очаровательная Чара Нанди, – вот совсем обнаженный и сверкающий клинок, говоря эпическим языком Дар Ветра.
– Не могу поверить, чтобы кто-то сравнялся с вами! – раздался за камнем хрипловатый голос.
Эвда Наль первая увидела рыжие подстриженные волосы и бледные голубые глаза, смотревшие на нее с таким восторгом, какого ей еще не удавалось видеть на чьем-либо лице.
– Я Рен Боз! – застенчиво сказал рыжий человек, когда его невысокая узкоплечая фигура появилась из-за большого камня.
– Мы искали вас. – Веда взяла физика за руку. – Вот это Дар Ветер.
Рен Боз покраснел, отчего стали заметны веснушки, обильно покрывавшие лицо и даже шею.
– Я задержался наверху. – Рен Боз показал на каменистый склон. – Там древняя могила.
– В ней похоронен знаменитый поэт очень древних времен, – заметила Веда.
– Там высечена надпись, вот она, – физик раскрыл листок металла, провел по нему короткой линейкой, и на матовой поверхности выступили четыре ряда синих значков.
– О, это европейские буквы – письменные знаки, употреблявшиеся до введения всемирного линейного алфавита! Они нелепой формы, унаследованной от пиктограмм еще большей древности. Но этот язык мне знаком.
– Так читайте, Веда!
– Несколько минут тишины! – потребовала она, и все послушно уселись на камнях.
Веда Конг стала читать:
Гаснут во времени, тонут в пространстве
Мысли, событья, мечты, корабли…
Я ж уношу в свое странствие странствий
Лучшее из наваждений Земли!..
– Это великолепно! – Эвда Наль поднялась на колени. – Современный поэт не сказал бы ярче про мощь времени. Хотелось бы знать, какое из наваждений Земли он считал лучшим и унес с собой в предсмертных мыслях?
Вдали показалась лодка из прозрачной пластмассы с двумя людьми.
– Вот Миико с Шерлисом, одним из здешних механиков. О нет, – поправилась Веда, – это сам Фрит Дон, глава морской экспедиции! До вечера, Ветер, вам нужно остаться втроем, и я беру с собой Эвду.
Обе женщины сбежали к легким волнам и дружно поплыли к острову. Лодка повернула к ним, но Веда замахала рукой, посылая ее вперед. Рен Боз, неподвижный, смотрел вслед плывущим.