Туманность Андромеды. Час Быка (сборник) - Страница 211

211

Странное общество планеты Ян-Ях, казалось, совершенно не думало о том, как облегчить жизнь каждого человека, сделать его спокойнее, добрее, счастливее. Все лучшие умы направлялись только на удешевление производства, на умножение вещей – людей заставляли гоняться за вещами и умирать от духовного голода еще раньше физической смерти.

В результате получалось множество неудобств и от непродуманного строительства и от небрежной технологии и неквалифицированной работы. Молодые «кжи» получали только лишь примитивные ремесленные навыки – настоящим мастерством не обладал никто. Неудобства жизни вызывали миллионы ненужных столкновений между людьми, где каждый был по-своему прав, а виновато общественное устройство планеты, заставившее людей барахтаться в повседневных неприятностях, для устранения которых никто ничего не делал. Тормансиане не руководствовались ни моралью, ни религиозными правилами, не говоря уже о высшей сознательности. Начисто отсутствовала постоянная, строгая и разработанная во всех аспектах система воспитания людей как членов общества. Ничто не сдерживало стихийного стремления сделать назло другим, выместить свое унижение на соседе. Идиотские критические замечания, поношения, шельмование людей на производстве или в сферах искусства и науки пронизывали всю жизнь планеты, сдавливая ее отравленным поясом инферно. Очевидно, в дальнейшем при той же системе управления будет все меньше доброжелательности и терпимости, все больше злобы, насмешек и издевательств, свойственных скорее стаду павианов, чем технически развитому человеческому обществу.

Больше двух тысяч лет назад некоторые нации на Земле верили, что политические программы, будучи применены в экономике тоталитарной властью, могут изменить ход истории без предварительной подготовки психологии людей. Не умея улучшить судьбу народов, догматики очень сильно влияли на судьбы отдельных личностей. Стрела Аримана разила без промаха, потому что необоснованные перемены нарушали исстари и дорогой ценой достигнутую устойчивость общества. Необходимого усреднения социальных явлений не получалось. Наоборот, усиливалось метание из одной крайности в другую, без научного анализа и регистрации счастья и благополучия людей. Это составляло главное бедствие олигархических режимов и очень наглядно выражалось на Тормансе.

Дефекты социального устройства Торманса, ранее известные Чеди Даан, ставили ее в позицию отрешенного, хотя и благосклонного наблюдателя. Непосредственное соприкосновение с «дефектами» началось с первых дней жизни на улице Цветов Счастья, и тут ощущения Чеди стали совершенно иными.

Неожиданности пришли в первую же их прогулку с Цасор. Тормансиане шли по улице навстречу как попало, не придерживаясь определенной стороны. Те, кто посильнее, нарочно шли напролом, расталкивая встречных, заставляя тех шарахаться в сторону, и грубо огрызались на упреки. Везде, где проходы стесняли толпу – у ворот парков, дверей увеселительных дворцов, магазинов (на Тормансе, как и везде, где существовало неравенство распределения, сохранилась денежная система оплаты труда для двух низших классов общества), столовых и на транспорте, – крепкие мужчины и женщины расталкивали более слабых сограждан, стараясь пройти первыми. Все это уже знала Чеди и, несмотря на тренированную волю, часто ловила себя на том, что еле сдерживает приступы возмущения. Обязательное стремление обойти, опередить, хоть на минуту, других людей могло бы показаться болезненным идиотизмом человеку, незнакомому с инфернальной психологией.

Однажды Цасор, бледная и напуганная, сказала Чеди, что ее вызвали в местный Дом Собраний на «Встречу со Змеем» Такие встречи происходили в каждом районе города два-три раза в год. Как ни пыталась Цасор объяснить смысл и назначение этих встреч, суть дела осталась для Чеди непонятной. В конце концов Чеди решила, что это древний культовый обряд, вошедший в обычай у нерелигиозных людей современной Ян-Ях. Ужас, который внушало Цасор это приглашение, или, точнее, приказание, заставил Чеди заподозрить неладное и настоять на совместном посещении «Змея».

Большой, плохо проветренный зал быстро наполнялся народом. На сидевших в среднем ряду Цасор и Чеди никто не обратил внимания. Собравшиеся сидели в нервозном ожидании. На смуглых щеках одних проступал румянец волнения, другие, наоборот, выделялись желтой бледностью своих лиц. Некоторые в волнении прохаживались по широким проходам между рядами, опустив головы и что-то бормоча про себя, но не стихи, как сначала подумала Чеди. Тормансиане вообще очень редко читали вслух стихи, стесняясь чувств, выраженных в поэзии. Скорее всего, они бормотали какие-то заученные формулы или правила.

Зал вмещал около тысячи «кжи», то есть людей не старше двадцати пяти лет, по местному счету возраста.

Четыре удара в большой гонг наполнили зал вибрирующим гулом меди. Собравшиеся замерли в напряженных позах, выпрямив спины и устремив взоры на платформу небольшой сцены, к которой сходились, суживаясь, линии стен, потолка и пола.

Из темноты коридора, простиравшегося за освещенной сценой, выкатилось кубическое возвышение, раскрашенное переплетающимися черными и желтыми полосами. На нем стоял «змееносец» в длинной черной одежде, держа в руке небольшой фонопередатчик.

– Настал день встречи! – завопил он на весь зал, и Чеди заметила, как дрожат пальцы Цасор. Она взяла похолодевшие руки девушки в свои, спокойные и теплые, сжала их, внушая тормансианке душевное спокойствие. Цасор перестала дрожать и взглядом поблагодарила Чеди.

211